Статьи по нумизматике

Желание человека сохранить красоту, уберечь лучшие и просто значимые произведения материальной культуры от исчезновения и забвения — естественно. И задолго до возникновения государственных музеев, призванных сохранить самую драгоценную часть человеческого наследия (и зачастую надежно охранять это наследие от самих наследников) роль хранителей культуры принимали на себя частные коллекционеры.

Среди них всегда были самые разные люди — как подлинные энтузиасты и бескорыстные ценители, так и те, кто просто следовал веяниям моды и больше обращал внимание на стоимость своего собрания, не имея собственного обоснованного мнения по поводу культурной и исторической ценности приобретенных шедевров и слепо полагаясь поэтому на суждения знатоков-антикваров.

Вот что пишет по этому поводу выдающийся художник В. Н. Яковлев, много лет посвятивший реставрации полотен старых мастеров, и тесно соприкасавшийся в этой связи с антикварным миром своего времени.

Любить и понимать живопись старых мастеров — далеко не одно и то же.

Знатоков и подлинных ценителей у нас в России вообще были единицы: П. Семенов-Тян-Шанский, А. Лихачев, Д. Щукин, И. Остроухов, В Щавинский, А. Бенуа, А. Сомов — имена их знали наперечет. Но коллекционеров было больше. Спрос на произведения старого искусства породил и особую профессию — антикваров.

И среди этой публики были свои, весьма любопытные типы. Антикварное дело — вообще дело темное. В бриллиантах, скажем, в биржевых акциях разобраться привычному человеку куда легче. А отличить подлинного Рембрандта от фальшивки, да еще сделанной умелым, знающим человеком, зачастую под силу только квалифицированным знатокам, да и они подчас ошибаются.

Деньги за подобные подделки платились иногда огромные, а потому и понятен тот азарт, которым были проникнуты многие антикварные сделки.

Не было спорта более увлекательного, чем купля и продажа старых картин и предметов искусства. Эта область имела и своих подвижников и энтузиастов, и жертв, и героев.

Я знавал людей, затративших на покупку картин, форфора, гобеленов и старой мебели состояния, а в их коллекциях — хорошо, если каждая десятая вещь была ценной и подлинной. Поставляли любителям и коллекционерам все эти «objets» антиквары. Среди них были и просто лихие жулики, которые хорошо знали, что торгуют фальшивками, были тихие энтузиасты, по-настоящему влюбленные в старое искусство, которым было жаль расставаться с найденным где-нибудь редкостным произведением искусства.

Были и вовсе чудаки, верившие в любой вздор — лишь бы он был написан на старой доске да залит кофейно-рыжим асфальтом.

Были и подлинные знатоки. Таких было мало, и как это, увы, часто бывает в жизни, с их мнением не всегда считались, так как скромная манера поведения не всегда бывает в чести. Антиквару нужны были особые качества: большая самоуверенность, апломб, умение втирать непосвященным очки. И много темных дельцов, обладая только такими талантами, делали в антикварном мире погоду.

Антикварные интересы объединяли и богачей-коллекционеров, и торговцев этим товаром, и агентов, рыскавших в поисках ценностей по квартирам и имениям разорившихся дворян, и бедных любителей-энтузиастов, мечтавших на одной счастливой сделке создать состояние (и такое случалось!), и разных искателей кладов, и экспертов при музеях, и реставраторов. Вся эта публика была, как ржавчиной, проедена антикварным азартом. Всех их объединяло одно и то же братство, имевшее своих адептов по всему миру.

Хороший антиквар должен был быть в курсе международных аукционов, знать, что сейчас в ходу, но что большой спрос, кто из мастеров котируется выше всего, иметь самые разнообразные связи, начиная от барского лакея до великого князя.

Мне пришлось соприкоснуться с этим миром очень тесно, так как большой период моей жизни был отдан реставрационному делу.

Проникнутые теплотой, искренним уважением и симпатией слова Яковлев посвятил одному из выдающихся московских коллекционеров - Дмитрию Ивановичу Щукину. Вот что он написал о нем:

Наука, практическая наука собирательства стоила ему необычайно дорого. Прежде чем он научился распознавать подлинники, отбирая действительно ценное, отбрасывая фальшивки и сомнительные вещи, сколько переплатил он денег, жертвой скольких подозрительных комбинаций он стал!

Но подлинная страсть, большое состояние, крайняя замкнутость в личной жизни, которой у него в общепринятом смысле и не было, - все эти обстоятельства сделали его выдающимся знатоком.

Как это похоже на положение дел в современном нумизматическом мире, когда держащиеся на закрытости информации дилерские сообщества считают совершенно в порядке вещей «поучить» начинающих или просто недостаточно опытных коллекционеров, сознательно сбывая им фальшивки! Ход их рассуждений прост: «В свое время мне многократно пришлось обжечься на фальшивках, прежде чем я научился более-менее достоверно отличать их от подлинных монет — поэтому будет правильно и справедливо, если я в свою очередь преподам пару жестких уроков пришедшим в эту область позже меня». Такая вот своеобразная «нумизматическая дедовщина», когда новобранца хотят бить только за то, что в свое время побои доставались нынешнему «деду».

Но вернемся к Яковлевской характеристике Д.И. Щукина:

Щукин принадлежал к числу наиболее редких у нас, бескорыстных и истинных любителей. Для него, как и для Третьякова, коллекционирование было великим и прекрасным источником чистых и вдохновенных радостей.

Но не всегда и не все московские коллекционеры отличались этими редкими качествами. Большинство видело в коллекционировании средство верной и легкой наживы. Были и люди, у которых довольно своеобразно переплетались и то и другое.

Была и еще категория любителей и коллекционеров, в собирательской страсти которых подлинная любовь переплеталась со снобизмом и своеобразным стремлением не отстать от модных настроений. К этой породе коллекционеров принадлежал брат Дмитрия Ивановича — Сергей Иванович Щукин.

Много горьких и язвительных слов Яковлев посвящает своим современникам-антикварам (арт-дилерам, как мы бы назвали их сейчас); особенно раздражает его безапелляционный апломб разных темных личностей, для которых хитрость пополам с нахальством служат кратчайшей дорогой к их главной цели — наживе, и которые на этом пути не брезгуют ничем. Как тут не вспомнить многочисленные истории из нумизматического обихода, когда какой-нибудь дилер объявляет, к примеру, что знает тайные признаки, позволяющие отличить подлинник определенной монетной разновидности от подделки — но «непосвященным» сообщать эти признаки не будет, чтобы, дескать, о них не узнали изготовители фальшивок, которые тут же используют их с неблаговидными целями.

Сравним у Яковлева:

В московском антикварном мире царили нравы отнюдь не высоко этические. Обман, подделка, очковтирательство — все это было распространенной и общепринятой манерой во взаимоотношениях.

Я помню многих из московских антикваров, все они копошились, как черви в рокфоре, в развороченных революцией заветных богатствах московского дворянства и купечества. …

Финифть и золото табакерок, французских и русских, эмали и миниатюры, фарфор, английские гравюры, картины всех школ и мастеров, монеты камеи и геммы, античные статуи, египетские папирусы … - все это в безумном листопаде кружилось под ударами революционного вихря. Найти, поймать, продать, нажить, угадать лучшее и оставить его себе в ожидании более выгодного момента — вот к чему стремился каждый антиквар.

Отличить подделку от подлинника, выбрать наилучший экземпляр, не дать себя провести другому такому же хищнику, суметь раньше продать богатому покупателю, которых не так-то уж было много на всю Москву и которых знали наперечет, иметь безопасный ход в иностранные миссии, уметь вовремя стушеваться, свалив, если надо, все беды на голову зазевавшегося партнера, бестрепетно идти на возможные подлоги и предательства — вот качества, необходимые антиквару-хищнику.

Изобретательность, остроумие, смелость и ловкость, а где надо безапелляционный апломб знатока и изысканные манеры старого аристократа служили тоже хорошую службу. Умение держать себя в любом обществе имело большое значение.

Оно обеспечивало доверие и возможность проникнуть в заветные родовые тайники. Сдержанные похвалы позволяли дешево приобретать первоклассные ценности, об истинном значении которых владельцы зачастую не подозревали. Горациевский принцип «nihil admirari» (т.е. «ничему не удивляться») был непременным условием. Неосторожно вырвавшийся возглас восхищения мог погубить все дело. Резкая хула и критика также никуда не годились, ибо давали повод заподозрить человека в сознательном снижении цены. Барственная снисходительность, умеренные восторги, уменье проявить себя близко знакомым с историей предмета — вот тот способ, овладеть которым было равносильно знаменитому «Сезам, отворись!».

- Это неплохое распятие... Правда, слоновая кость не та, что в аналогичной вещи у князя Хилкова, и работа грубее, но ничего, ничего... Графиня Белосельская-Белозерская показывала мне перешедшее к ним от Орловых-Денисовых после брака ее сына — значительно более интересная вещь в таком же роде...

И владелец распятия, предполагавший, что он продает ценнейший уникум, смущенно замолкал, чувствуя благодарность, если милейший Х вообще соглашался купить вещь хотя бы за небольшие деньги. Выражения вроде: «Тетушка моя, жена посла в Париже, приобрела эту вещь у князя Багратиона», «Мы с вами не родственники? Мой старший брат был женат на княжне Голицыной», «Это каких Голицыных будет имение? Тех, кому принадлежит Марьино?», «Моя belle mere урожденная Оболенская», «Покойный батюшка в своем завещании», - все эти выражения и варианты на те же темы развязно произносились людьми, предки которых начинались с них самих. «В нашем курском имении...», «Наш бывший управляющий...», «Я решил расстаться с нашим родовым серебром...» - не сходило с уст разных темных личностей.

А ведь все это происходило уже почти сто лет назад — но как же близко знаком подобный контекст всем, кому довелось пообщаться с современными дилерами от нумизматики, которые, самоорганизуясь в замкнутые мирки, избирают чье-нибудь мнение истиной в последней инстанции, на которое следует ориентироваться всем остальным. Оспорить это мнение нельзя, в этом случае ты — непосвященный, профан и т.д. Основанием для подобных мнений часто служат добросовестные изыскания уважаемых и достойных исследователей — но ведь никакая наука не стоит на месте, появляются новые архивные свидетельства, новые технические возможности для проведения исследований, новые гипотезы и концепции, наконец.

Но все это не нужно дилеру, как не было нужно и антикварам предыдущих эпох. Нужен апломб, напор, умение продемонстрировать причастность к замкнутому сообществу посвященных, которым доступна истина в последней инстанции.

(по материалам книги В.Н. Яковлева «Художники. Реставраторы. Антиквары». Ленинград, 1966)